11. Fllashback: ДАВНИЕ-ДАВНИЕ И НЕЗАПАМЯТНЫЕ ВРЕМЕНА

Позже мне рассказали легенду Шипибо о происхождении мира. Эта легенда удивительным образом связывает воедино и узоры, которые я видела, и песни икарос, которые я позже услышала во время церемонии.

Миф в кратком изложении и в моей трактовке звучит следующим образом. 

Как и положено в случае мифического онтогенеза, вначале повсюду было темно. Однако даже если и было темно, то это совершенно не означало, что там было еще и пусто. В этой темноте на самом деле  пребывала громадная змея Анаконда - а кроме нее, там еще находилось дерево жизни – на нем она и нашла свое пристанище. А потом то ли она научилась видеть в темноте, то ли вдруг появился свет — в этом вопросе у меня пока нет ясности, но для нашей истории это совершенно неважно - и когда это случилось, она внимательнейшим образом осмотрела себя и собой залюбовалась, отметив, какие красивые узоры украшает ее кожу. Они были так красивы, что дальше молчать она не стала, а принялась петь – но не просто петь: ее пение было совершенно особенного свойства. Как оказалось, своим пением она переводила узор своей змеиной кожи в звуки. Потому что для Анаконды водораздела между видимым и слышимым не существовало. И именно из ее пения, из этих звуков появилось – или точнее будет сказать «проявилось»? - все сущее. 

Исходя из этого мифа, можно принять в качестве рабочей гипотезу, что узор на ее змеиной коже и явился генеральным планом мира, созданного ей или проявленного благодаря ее пению.

Что меня радует во всей этой истории, так это то, что изначальный план, похоже, все-таки существовал! И что этот изначальный узор творения и бытия был запечатлен — голографическим образом — в каждом живом существе. А запечатлен он был именно потому, что как раз из этого узора и были созданы все живые существа. Как? Созданы пением, созданы из звуков. 

Если отнестись к этому мифу со всем должным вниманием, то возникают, правда, некоторые вопросы технического характера: этот узор и план – он один на всех? И форма его неизменна и не подлежит модификации? И в этом как раз и заключается гарантия существования проявленного мира?

Или же изначальный план прошел через некий процесс трансформации, раздробился на многие части и то, что появилось/проявилось - это его не что иное, как  индивидуализированные варианты того, что было изначально единым?

Это, как Вы понимаете, в свою очередь, порождает множественные ответвления для последующих фрактальных вопросов. 

Но возвращаясь к змее Анаконде. Как раз от нее племени Шипибо достался дар изображать песни-икарос в качестве узора и, наоборот, дар переложить этот узор в пение. Говорят, что границы между визуальным и акустическим восприятием для индейцев этого племени не существует, словно песня-икаро и рисунок-узор – это две стороны одного явления. 

Я слышала, что и сейчас некоторые шаманы видят изначальный узор бытия и обладают даром преобразовать его в звуки. Именно так рождаются песни-икарос. И именно поэтому в них такая сила - они могут защищать и исцелять.

Как следует из изложенного мифа — если его при желании экстраполировать в нужную сторону — в основе существования каждого индивидуального человека лежит его энергетический паттерн. Когда шаман поет икарос, они накладываются на этот индивидуальный узор и синхронизируют его с протоузором. Поправляют отклонения, латают энергетические бреши. Выступают в роли камертона, поднастраивая индивидуальную частоту на изначальную, космическую.

Таким вот образом икарос и исцеляют, и защищают.

Можно отнестись к этой истории как к красивой легенде, давно утратившей свои корни, а можно и увидеть в ней мифологизированное знание племени Шипибо, которое восходит к более глубокому и недоступному человеческому разуму источнику. Верят ведь индуисты, что вибрация звука Ом породила весь проявленный мир. А если оторваться от красочного мира мифов и легенд, то подоплеку этой истории сегодня можно поискать и в строгом мире квантовой физике – с появлением теоремы Белла это стало популярным ходом. 

Так что и впрямь, девушка знала, что делала, когда настойчиво предлагала моему вниманию юбку — не простую, а волшебную: настоящую юбку-трансформер, далеко превосходящую по техническим характеристикам всякие там ковры-самолеты и шапки-невидимки. Стоило одеть такую юбку– это было бы равнозначно тому, чтобы завернуться в протообраз всемирного бытия и приблизиться к изначальной сути всего сущего. Не больше и не меньше.

-->

Рисунок с аяуасковой выставки в университете Сан Марко в Лиме - о ней я писала в предыдущих постах

10. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ В САН ФРАНЦИСКО, ПЕРУ

Мы шли сквозь обширные посадки с бананами — желтеющие и надорванные по краям листья, твердые, компактные и еще зеленые банановые гроздья. 

По дороге выяснилось, что девушке было 22 года. И что оказалась она не совсем девушкой. К 22 годам у нее был муж, а в придачу к мужу - пятеро их совместных детей. Старшему сыну шел девятый год. Математика тут нехитрая. От 22 отнимаем восемь, а потом еще один...  ну надо же... и  при этом совершенно юное на вид создание... и уже с пятью детьми. Такие вот обычаи в сельве у индейских племен и по сей день.

Минут через семь мы уже подошли к ее дому. Он, в отличие от богатого и длинного дома свекрови, оказался миниатюрным и состоял всего из одной комнаты. Хоть комната была всего одна, обитателей в ней было аж семеро — и там все они и ели, и спали, и работали; родители занимались по ночам любовью, а дети по вечерам готовили домашние задания и играли в свои немудреные детские игры.

 Комната была обустроена столом и несколькими матрасами, лежащими на полу; около стола стоял одинокий стул. На столе лежали школьные тетради, кучки бисера разных цветов, схемы узоров для браслетов и сами браслеты на разных стадиях завершенности. 

И бусы. Бусы носили явно выраженный экстремальный характер - и по части зрительского внимания были просто вне конкуренции.

Выполнены они были из красно-черных семян – уайруро, так их здесь называют и традиционно используют против сглаза и для привлечения добрых сил. Но если бы бусы только этими семенами уайруро и ограничивались. Нет. Очевидно, для усиления антисглазового эффекта между семенами были вплетены маленькие выбеленные черепа пираний. 

Девушка хотела мне непременно хоть что-нибудь да продать. 

- Ну, вот например... бусы, – она бережно взяла в руки это экстремальное колье и поднесла его поближе ко мне, дабы я могла оценить его скрытое очарование в полной мере.  

Что и говорить, впечатление оно производило сильное. Даже в состоянии post mortem рты у пираний были так хищно разинуты, что, неровен час, острые зубы так и вцепятся тебе в палец. На всякий случай я решила держаться от этих бус подальше.

Девушку я вежливо  поблагодарила, но от того, чтобы стать счастливым обладателем семянно-пираньевого колье, на тот момент воздержалась.

Оторвавшись наконец от созерцания заворожившего меня колье, я снова посмотрела на стол. Из других достойных внимания предметов там находились черепа крошечных обезьянок – не зря лежат, видно, ждут своего часа и тоже, наверное, пойдут кому-нибудь на следующее экзотическое колье.

Ладно... нет, так нет... - она отложила бусы в сторону и стала показывать широкие ручные браслеты с узором Шипибо, которые плела из разноцветного бисера. Браслеты были действительно красивые, но, как на мой взгляд, лучше всего они бы смотрелись в витрине какого-нибудь этнографического музея, чем на мне как на ходячем экспонате индейского народного творчества.

Следующим предметом купли-продажи явилась юбка. Юбка была сказочно красивая. Каждый сантиметр ткани был вышит черным узором – ромбами, квадратами, крестами. На манер азиатского саронга женщины Шипибо оборачивают ее вокруг бедер. При виде этой юбки сердце мое дрогнуло, но тоже устояло. В этот раз, надо сказать, очень даже напрасно.

Такими узорами женщины Шипибо вышивают свои юбки и мужские туники, расписывают керамику и украшают снаружи дома. Они говорят, что их узоры повторяют узоры, украшающие кожу змеи Анаконды. Круги могут толковаться как изображение самой Анаконды, а точка внутри круга в этой трактовке отмечает центр мироздания. Шипибо верят, что вышитые или нарисованные узоры выходят далеко за пределы своей материальной плоскости — так далеко, что на самом деле пронизывают весь мир. 

9. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ В САН ФРАНЦИСКО, ПЕРУ

Но не подумайте, что я только праздно сидела на пороге своего дома и ждала, когда течением реки к берегу прибьется нужная мне информация. Я и сама к ее поиску прилагала некоторые усилия. Не так чтобы очень серьезные, но все-таки... 

Например, в первый же вечер, проведенный у вайфаевского источника в Лиме, я отправила вопрос на сайт «Одинокой планеты»: знает ли кто из собственного опыта шаманов, которые на аяуаске специализируются. Акцент делался на слове «собственный». И уже утром читала ответ. Автор имейла словно вторил вчерашему посетителю университетской выставки: он писал, что «нормальные» шаманы — так и написал, кстати, «нормальные» - еще остались в племени Шипибо. Что они еще пока не так сильно подпали под ажиотаж аяуаскового бизнеса, который разросся в Икитосе и всем там заправляет.

Тут я вспомнила, как в Панаме мой знакомый как-то принес мне на флэшке статью про какое-то индейское племя, использующее в своих церемониях аяуаску. Только тогда я сразу поняла, что добраться до них будет сложно, а может быть, даже невозможно, так далеко и глубоко в джунглях они жили. Читая этот имейл, я тут же подумала: может быть, это племя шипибо тоже затерялось где-то в джунглях Амазонки?

Но все оказалось гораздо проще. Как выяснилось из имейла дальше, некоторая часть племени Шипибо жила неподалеку от вполне обустроенного и цивилизованного города Пукальпы.

Оно и хорошо. Заедем тогда  заодно по дороге и к ним. Мой путь в Икитос все равно через эту Пукальпу пролегал.

Я купила билет на дневной автобус — чтобы пейзажи за окном наблюдать при свете дня, оставила лишние вещи в гостинице — чтобы путешествовать налегке, и снова отправилась в путь.

 Из Лимы в Пукальпу ехала долго: 9 + 4 + 9 часов, то есть тремя автобусами и с двумя ночевками, но мне как любителю обозревания пейзажей все было в радость, особенно если учесть, что чувствовала я себя как курсистка, вырвавшаяся на свободу из затворнической жизни в Панаме.

 9 + 4 + 9 – это получается 22 часа. Но 22 часа – это что. Раньше, до того как проложили асфальтированную дорогу, которая вполне могла ознаменовать наступление — или хотя бы приближение — эры автомобилизма в Перу, путешествие из Лимы в Пукальпу длилось целый месяц! 

Пукальпа оказалась городом молодым, и многие поэтому отзываются о нем весьма неодобрительно. В «Lonely Planet» кто-то даже написал: Pucallpa sucks! Но мне Пукальпа понравилась. И вот почему. 

Во-первых, там было много свежей и разнообразной еды. Например, всякие диковинные фрукты, да еще в такой невероятной близости к потребителю: прямиком из сельвы - и на его стол. Потом, всякие булки, к которым я неравнодушна, тоже оказались славными. 

А еще на улицах по утрам и вечерам продавали готовую к употреблению киноа и маку. Выпил их – и вопрос с завтраком или ужином решен - просто и быстро. 

Мака, правда, понижает давление, если с ней переусердствовать, но зато киноа - продукт питания вообще сказочный: не зря он пользовался такой популярностью у легендарных инков, а в наше время прославился еще и как завтрак космонавта – в смысле, пока они еще летали... если вообще летали.  

Во-вторых, в Пукальпе я нашла хорошего зубного врача – его пломба до сих пор держится.

 А в-третьих, в моей гостинице, прямо у меня в номере был вай-фай! Ура. 

И, кроме того, как я отметила для себя, общая атмосфера здесь, в сельве, существенно отличалась от общей атмосферы в сьерре. В положительном и приятном смысле отличалась. 

Главная разница была не в пейзажах, а в людях. Несмотря на изнуряющую жару и вопреки всем моим нагнетенным страхам, в сельве я неожиданно почувствовала себя очень даже комфортно - как будто попала домой и в детство. 

Кроме того, с поисками и племени, и шамана все оказалось гораздо проще, чем мне это виделось из далекой Панамы.

Если перст судьбы еще в Панаме и указывал на север от Лимы, то когда я скорректировалась здесь на местности, оказалось, что никакие глубокие и нехоженые джунгли он, слава богу, совершенно не имел ввиду. Почему так? Да потому, что к началу двадцать первого века аяуаска сама вышла из джунглей навстречу потребителю.

И что бы Вы думали? Сделав это открытие, вместо того, чтобы несказанно обрадоваться такому повороту событий и поехать туда, куда едут все, я вдруг совершенно отчетливо поняла, что идти проторенным путем мне ну совсем не хочется. Тут как раз и захотелось нехоженых троп и аутентичности expiriencе´а, пусть даже вкупе с комарами и мухами.

Однако выбор в Пукальпе был небольшой. Как магнитная стрелка компаса всегда указывает на север, так и все мои местные респонденты указывали на племя Шипибо-Конибо. Индейцы этого племени жили в резервации Сан Франциско, что в часе езды от центра Пукальпы.

В воскресенье я поехала к ним осмотреться на местности – и если она покажется подходящей, то можно будет договориться о церемонии прямо на следующий же день, на понедельник.

На одном такси я доехала от Пласа де Армас — центральные площади в Перу предсказуемо именно так и называются : Пласа де Армас — до озера Яринакоча; на другом такси по разбитой глиняной дороге, в клубящемся облаке рыжей пыли прибыла в поселение Шипибо-Конибо. Местная гвардия, охраняющая вход в общину и выход из нее, опустила цепь, перекрывающую проезд, приняла плату за въезд от нашего водителя, и вот мы уже на месте. Сразу же за вторым или третьим поворотом водитель остановил машину, показал на большой дом справа и сказал: 

- Как раз то, что Вам надо. Тут живет дон Луис. Он шаман.

Я вышла из такси и, повернув к дому шамана Луиса, сделала очередной шаг навстречу неизведанному. 

Однако встречу с неизведанным пришлось на время отложить: дона Луиса дома не оказалось. Дома были только его взрослые дети и внуки. Цель моего визита никого не удивила, они, скорее, приняли ее как нечто должное. 

В других условиях мне бы, наверное, предложили сесть, но стульев у них не было, а был только гамак: в него меня и посадили. У гамака есть такая интересная особенность, что как только в него присядешь, так непременно хочется дальи прилечь. 

Пока я боролась с этим искушением, на террасу зашла настоящая индейская женщина, очень пожилая и сухонькая, хрупкая и легкая, как ребенок. Волосы черные, никакой седины, несмотря на ее преклонный возраст — в Канаде его бы эвфемистически назвали третьим — коротко и ровно подстриженная густая челка. Но самым удивительным в ее внешности были глаза – они были цвета голубого неба, выбеленного тропической жарой.

Одета она была в классическую юбку и блузку. Юбка узкая и прямая, расшитая традиционным черным узором по белому полю, где белое поле преобладало над черными зигзагами и закруглениями узоров — и ее строгую двутонность оживляли вкрапления вышивки из красных и зеленых нитей. Черная блузка была аскетично застегнута впереди на все пуговицы, вплоть до самого подбородка, а воротник и манжеты  украшали пронзительные желтые оборки.

Примерно также были одеты и все другие женщины этого племени, которых  непременно встретишь  на улицах и в магазинчиках Пукальпы, где они продавали свои вышивки и разные этнографические поделки. Их одежда напоминала некую утвержденную традицией униформу, где варьироваться могли только детали, сам же шаблон никаким модификациям не подлежал.

К счастью, эта традиция предусматривала для блузок не только трагически-напряженный черный цвет. В ходу также были также хлопковые и шелковые блузки и из других цветов, хотя из однотонного материала. Цвета у них были сказочные. Например, бодряще-желтый - представьте себе цвет майского одуванчика. Или успокаивающий бутылочно-зеленый - как те стеклянные бутылки, когда лимонад в них продавался за 12 копеек. Или интенсивно-малиновый, как у тропического неба, когда солнце вечером удаляется на заслуженный отдых. 

Дополнительную живость в оформление блузок вносили оборки  неожиданных и совершенно некомплиментарных цветов. С непривычки от таких сочетаний глаза непроизвольно моргали, но перестройка сознания происходила на удивление быстро. Стоило только принять мысль, что просто являешься свидетелем другой эстетики, так все тут же становилось на свои места.

Появившаяся на террасе старушка мгновенно располагала к себе и вызывала доверие - полное и безоговорочное. Она была какая-то мягкая и плавная и отстраненная от окружающего мира, словно много лет тому назад попала в состоянии непрекращающейся эйфории, прочно в нем укрепилась и видела весь мир, в том числе и заезжих посетителей типа меня, сквозь призму этого состояния. 

А может быть, просто она была уже старенькая, принимала мир таким, каким он был, и ее в этом мире уже устраивало абсолютно все. Ее как раз легче было представить не в современном мире, а в мире настоящих девственных джунглей — в отличие от взрослых правнуков и праправнуков, а может быть, даже и прапраправнуков, которые тоже находились на террасе.

Она легко провела рукой по моей голове и плечам, словно что-то стряхивая с меня, а может быть, наоборот, что-то выясняя для себя, а потом говорит:  

  - Церемония? Да... можно... но только дон Луис сейчас в Пукальпе. Он поехал в аэропорт, девушку из Японии встречает... она к нему прилетела, чтобы аяуаску принимать... – и вдруг совершенно неожиданно говорит:


- А поехали сейчас вместе в Пукальпу! Мы его там найдем и договоримся насчет тебя.

Вот это да... вот это юношеский задор!

Но сразу возвращаться в Пукальпу мне не хотелось, и его поисками в аэропорту я тоже не соблазнилась — а вместо этого решила пройтись по поселению и посмотреть на жизнь общины. Я распрощалась с многочисленной семьей шамана Луиса, и пошла в глубь поселка.

 Однако смотреть особо оказалось не на что. Я шла по дороге, и красноватая пыль долго висела в воздухе после каждой проехавшей машины. Многие дома были ограждены заборами, а те, что не были и поддавались осмотру, являли собой типичное поселение сельвы — длинное прямоугольное деревянное здание, стоящее на деревянных столбах: чтобы войти в дом, поднимаешься по деревянным ступенькам. Иногда попадался богатый дом, тогда его наружные стены были красиво расписаны черно-белый узором с разноцветными вкраплениями, как и на вышивках Шипибо. Но таких домов было или немного, или же они просто прятались за высокими заборами. 

 Солнце палило нещадно; причем обратите внимание, это было не то солнце, когда хочется сказать: ах.... я прямо вся пахну солнцем и счастьем! Вместо этого очень хотелось пить, а еще больше хотелось забраться в тенистое и прохладное место и лежать там... лежать... и не думать вообще ни о чем... просто лежать себе, но при этом твердо знать, что когда-нибудь непременно наступит вечер, несущий с собой восхитительную... сказочную... неземную прохладу.  

Я шла и размышляла: можно к шаману обратиться, а можно и к курандеро. Дело ведь не в титулах, а в самом аяуасковом напитке. Это же алкалоиды гармала аяуаски - Banesteriopsis Caapi - и ДМТ чакруны - Psychotria viridis - действуют на головной мозг, вот нужные биохимические реакции и происходят — медицина про это доходчиво в своих статьях объясняет. 

К этому времени я уже знала, что в аяуаске есть ингибиторы MAO, моноамин оксидазы, но поскольку их содержание в ней низкое, то аяуаска сама по себе триггером видений быть не может. Для этого требуется присутствия в напитке других растений. К ней добавляют, например, чакруну, в которой есть ДМТ, диметилтриптамин. Но без ингибиторов моноамин оксидазы, содержащейся в аяуаске, ДМТ чакруны тоже не придет в действие. Поэтому индейцы и говорят, что одно растение дает силу, а другое – видения. Так я поняла из прочитанных статей. А если все дело в алкалоидах, то какая разница, кто со мной рядом будет сидеть в качестве руководителя церемонии? Алкалоиды - они и в сельве алкалоиды.

Рассуждала я в таком ключе, скорее всего потому, что начиталась медицинских статей сверх меры. Правда, некоторая ригидность моих рассуждений была очевидна и мне самой: места ни духам растений, ни магическому миру джунглей в в моих рассуждениях не находилось – а ведь именно к ним, а не к алкалоидам обращались традиции племени Шипибо во время своих церемоний.

Вскоре показался другой большой дом, он был разукрашен традиционным черно-белым орнаментом Шипибо в том же духе, что и первый дом, где я повстречалась с удобным гамаком и неземной старушкой. Калитка во двор была широко открыта, и я сначала осторожно заглянула на предмет лающих или кусающих собак, а потом сделала несколько шагов внутрь и остановилась. 

Передо мной немного в отдалении стояло два здания - большой дом и немаленькая веранда  - оба деревянные с крышей из травы. Дом был закрыт на большой висячий замок, отчего было понятно, что хозяев дома не было. Воскресенье... А из-за веранды навстречу мне выбежали дети, за ними показалась и девушка постарше.

Мы поздоровались, и я сказала, что интересуюсь аяуаской. Девушка оказалось женой сына владельцев дома — сориентировались, да? - и тут же пригласила к себе в гости, в свой дом.

- Пойдемте, он совсем близко, - сказала она.

Я согласно кивнула, мы вышли за калитку, и дорога повела нас дальше. 

Традиционный дом племени шипибо-конибо

8. Flashback: МЕСЯЦ В ЭЛЬ ВАЛЬЕ, ПАНАМА

      8. Flashback: МЕСЯЦ В ЭЛЬ ВАЛЬЕ, ПАНАМА

                                        

Но начались эти совпадения-синхронистичности не в Перу. В Перу они только продолжились. Начались они еще раньше, в Панаме, и, как только чаша весов окончательно склонилась к перуанской сельве, – вот тут совпадения и посыпались на меня, как капли грозового дождя в начале мая.

В Панаме я тогда жила в славном городке Эль Валье – прибежище местных миллионеров и переселенцев на пенсии из Штатов. Затесалась я туда случайно, потому что ни к первым, ни ко вторым никакого отношения не имела. Однако это не мешало мне снимать чудный домик с двумя спальнями, двумя открытыми верандами и двумя висящими на них гамаками, которые - особенно в дождливый день - не переставали радовать сверкающими тропическими расцветками. 

     Когда дождь не шел, зависнув в одном, можно было созерцать невысокие горы: они были красиво окрашены в сине-зеленый цвет, который варьировался и в интенсивности, и в оттенках. Загрузившись в другой, можно было внимать извивающимся и скручивающимся струям воды, которые неудержимо неслись к океану поверх выбеленных веками горных булыжников, устилавших дно реки.

Из этого Вы уже представили себе, что дом стоял прямо на берегу небольшой речки — веселой, дружелюбной и неутомимой: вот уже сколько веков, ни на секунду не останавливаясь, она, изгибаясь и скручиваясь, сбегала с гор в долину и протекала, можно сказать, прямо у меня во дворе. Но когда через пару месяцев после моего заселения в дом начался сезон дождей, то ее стало не узнать: во время каждого ливня она являла скрытую природу, которая раньше мирно дремала в непроявленном состоянии. Стоило пойти дождю, как уровень воды в ней поднимался метра на два, она принималась яростно бурлить и деловито перетаскивать с места на место лежащие на дне совсем немаленькие камни. 

     К шуму реки еще добавлялся грохот дождя. Река и дождь действовали в тандеме, и разговаривать при создаваемой ими звуковой заставке было бесполезно: из-под их шума не удавалось расслышать не то что голос собеседника – нельзя было услышать даже свой собственный крик. Но засыпать по ночам под грохот бурлящей реки и гремучий рев ливня было совсем даже неплохо — особенно когда  в уме лениво проплывала греющая душу мысль, что там, за стенами — бушует ненастье, а здесь, внутри — тепло и сухо. И что я здесь, а не там.

Безмятежно проспав бушующий за стенами тропический ураган, я просыпалась по утрам от многоголосной и оглушающей переклички пестрых и ярких птиц – они были невероятно шумные, и их было так много, словно вокруг раскинулся пиратский птичий толчок.

Но несмотря на близость к природе, жизненный настрой в Эль Валье был вполне американизированный. Это проявлялось во многом, но для меня почему-то самым наглядным свидетельством были газоны - один в один переводные картинки из американских глянцевых журналов. Тут и там виднелись аккуратно подстриженные и наманикюренные газоны со свежайшей травой – такие идеальные и такие свежие, что из травы, казалось, так и готов был брызнуть экстракт зеленого цвета, в чистейшем виде. Вообще-то они были красивые, но мне они казались искусственными, как целлофан.

В такой среде странно рассчитывать на встречу с живыми носителями древних шаманских традиций –  во всяком случае, мне их в Эль Валье отследить не удалось. Так же как и людей, которые бы просто интересовались такими традициями или хотя бы понаслышке знали о тех, кто интересовался. За исключением упоминавшегося ранее одного знакомого, Франческо, но и  то, он был теоретиком. 

Верно говорят: всему свое время. Только к этому следует добавить: и место тоже. В моем случае, похоже, и время было не то, и страна не та.

Понятно, что в таких стесненных условиях шансов у совпадений-синхронистичностей попасть ко мне посредством живого носителя идеи не было, и быть не могло. Однако для самих синхронистичностей это не оказалось помехой: воспользовавшись современными технологиями, они не заставили себя долго ждать. То, что не могло напрямую войти в дверь или, на худой случай, пробраться через окно, смогло просочиться ко мне через печатное слово - через его электронную разновидность.

Встав на позицию читателя, я бы лично на его месте незамедлительно подумала, что с панамскими совпадениями, о которых дальше пойдет речь, все прозрачно-ясно и тривиально: автор призвал на помощь гугл, а теперь ради красного словца выдает найденные им книги и ссылки за случайные совпадения. Но вот с моей теперешней позиции, с позиции автора... что тут можно сказать...

Вам остается только поверить мне на слово, что ваша догадка насчет гугла неверная. Хоть в Эль Валье и было многое из того, что душа может пожелать по части природных красот, но вот по части уровня технического обеспечения мой чудный домик даже до среднемировых стандартов не дотягивал - и по той простой причине, что интернета в нем не было. Недосмотр домовладельца просто колоссальнейший. Все книги и статьи, на которые я дальше ссылаюсь, были засейвины в течение предыдущих двух лет.

За этот срок их набралось немало и по тематике самой эклектичной: от статей о Шредингере и книг по макроэкономике до учебников по хинди и трактатов по ведийской философии. Не говоря уже про всякие мелкие статьи о микроэлементах и рекомендаций по питанию, плюс много всего другого прочего.

      Весь этот книжный конгломерат, осевший в недрах лэптопа, казался мне настоящим сокровищем — загадочным, пленительным и манящим. Я твердо верила, что наступит день, когда файлы обязательно будут открыты и  прочитаны. Все до одного. 

      Но пока... пока к ним я обращалась нечасто и очень выборочно. А если честно, то при всем этом богатстве выбора узконаправленный фонарик моего интереса высвечивал только один учебник по хинди. Все остальные книжные сокровища закуклились как вещи в себе; мои глаза иногда хоть и скользили по названиям файлов, но ум увиденное никак не регистрировал, а потом и вовсе наступило пограничное состояние: он о существовании печатных сокровищ вроде бы и не забывал, но в то же время как бы о них совсем и не помнил.

        Это как дома в кладовке. Разве упомнишь, что туда впопыхах когда-то запихнул? А навести там порядок... так и других дел поважнее хватает... так и мои книги в лэптопе. Я в то время преподавала в институте инвестиционный менеджмент и международные финансовые рынки, и подготовка к лекциям забирало все время, включая утреннее, вечернее и воскресное. Но я не роптала, потому что преподавание и мои студенты мне нравились. Однако мне было совсем не до чтения книг на отвлеченные темы. И засейвенные файлы ждали, когда придет и их черед. Ждали наступления лучших, а главное, более свободных времен.

А тут в последний месяц, проведенный в Эль Валье, и время свободное появилось, и соответствующий настрой как-то сам собой сложился. Делу время, потехе час — значит вот и настал час покопаться в лэптопе. И что получилось? Хоть книги я вытаскивала из недр лэптопа наугад, но в каждой – каждой! – обязательно находилось что-нибудь, что снова и снова обращало меня к аяуаске.

Хотите пример? Пожалуйста. И даже не один.

Зайдя в окаменевшие залежи файлов в ноутбуке, я, например, вытащила оттуда на свет следующую аннотацию — хотя ума не приложу, как и вообще зачем она у меня могла там оказаться. Тогда проекта аяуаски у меня еще и в мыслях не было, а все мои знания о ней ограничивались тем, что я, пожалуй — если бы уж очень сильно постаралась — то сумела бы разве что правильно написать это слово по-испански.

Так вот, первый же открытый файл начинался словами: «Книга Лэмба "Волшебник с верховьев Амазонки». А дальше шло краткое изложение сюжета.

  «В этой истории, происходящей в джунглях Амазонки в начале века, полуграмотный шаман перуанских индейцев амахуака в своих видениях, вызванных приемом аяуаски — психоделического снадобья из джунглевой лианы Banisteriopsis caapi, видит появление белых людей, ищущих каучук... Обучение охотников племени амахуака предполагает групповое принятие аяуаски. Под влиянием этого психоделика у участников возникают видения животных. Они могут отождествиться с ними и переходить от сознания охотника к сознанию животного.»

Дальше я попала на книги Грофа. Первой стала читать его книгу «В поисках себя» - аяуаска и перуанские шаманы оказались и здесь, тут как тут. Потом прочла у него же про три информационных пласта — о них я уже писала в предыдущей главе, помните, да? — и про его матрицы. Дальше последовали книги Талбота с той же предсказуемой эпифанией аяуаски.

Еще дальше печатное слово дополнилось визуальным рядом. Как-то вечером я решила разнообразить чтение книг просмотром каких-нибудь немудрящих фильмов, тоже хранящихся в ноутбуке. Непротивленческим образом выбор пал на X-файлы. Выделила — нажала — открыла. Первый попавшийся фильм. Первый же просмотренный эпизод рассказывал о чем? А все о том же. В нем шла речь о яхе – так аяуаску называют в Колумбии и Эквадоре.

Короче, чтобы повествование не топталось на одном месте, на других совпадениях останавливаться даже не буду, тем более, что в Панаме все они были однотипны, то есть все приходили через лэптоп - что при моем затворническом образе жизни было не только не удивительно, но даже естественно.

И вот если они, то есть совпадения, были вначале как редкие капли дождя, то постепенно тучи сгущались, пока не хлынул настоящий ливень: весточки от аяуаски стали приходить буквально каждый божий день. Не иначе как провидение стало подавать признаки жизни, пусть даже пока еще не выбираясь из окопов. Ратифицируя мое решение обратиться к аяуаске, его перст совершенно однозначно указывал на юг. На тот юг, который является севером Перу. Если непонятно, как это - то проще на карту глянуть.

Что, с другой стороны, и смущало. Речь постоянно шла — уже который раз за последние три недели — об индейских племенах, проживающих в джунглях Амазонки. На страницах книг это, понятно, звучит красиво и заманчиво, но только вот в жизни к такому живому и непосредственному контакту – если честно – я не была готова. Мне хотелось что-нибудь попроще и поцивилизованнее: я же все-таки не Миклухо-Маклай. 

С переездом в Перу моя среда обитания изменилась самым радикальным образом, а вместе с ней — и характер самих совпадений. Книг я больше не читала, зато перемещалась в пространстве и смотрела по сторонам — и носителями синхронистичностей, может быть, сами того не зная, стали окружающие меня люди.

Надо сказать, что большинство людей, которые знакомились со мной в тот период, оказывались так или иначе связанными с аяуаской. В итоге — с учетом всех предыдущих и последующих встреч и событий — мне стало временами казаться, что вокруг нас постоянно плетется кружево непрерывных чудес и знамений — только надо научиться расшифровывать закодированный смысл вывязанных на нем узелков. 

Впрочем, это зачарованное состояние длилось недолго, и как только дверь за очередной синхроничностью закрывалась, о явленном совпадении я вскоре забывала — но только до следующего раза.

Про первые три встречи я уже рассказала. Чтобы закруглиться с этой темой, к ним хочу добавить еще две истории из этой же серии, хотя они произошли гораздо позже.

Краткая история про девушку из города Тарапото. 

К этому времени я уже проделала неблизкий путь из Икитоса в Юримагвас и теперь сидела за столом в пустом ресторане на самом верхнем этаже гостиницы. Там было прохладнее всего, а главное, именно там успешно действовал вай фай. Сижу, никого не трогаю, время от времени задумчиво постукиваю по клавиатуре ноутбука. Рядом со мной прошла девушка, я подняла глаза — она что-то сказала, я что-то ответила — знакомство состоялось. Потом она угостила меня бананами, и вслед за этим поведала свою историю. Передаю ее дальше, по эстафете.

Несколько лет тому назад ее зацепила депрессия. Переживая за внучку, бабушка велела ей пойти на базар и купить аяуаску. Но девушка была настроена прогрессивно и несколько месяцев отсталым и дремучим поверьям своей бабушки стойко сопротивлялась. Та, однако, не сдавалась и от намерения вылечить любимую внучку не отказывалась. В итоге победил сильнейший, и девушка настойку все-таки купила. А раз купила, то пришлось ее принять – а то зачем было ее покупать?

      - И что? Подействовало? Как... даже без шамана? Без его песен-икарос?

      - Да, - просто и спокойно ответила она. - В течение двух недель все прошло.

Я традиционно хотела позадавать ей свои контрольно-уточняюще-проверочные вопросы, но в ее ответе прозвучала такая внутренняя достоверность, что она делала все мои дальнейшие изыскания какими-то плоскими и совершенно избыточными.

Или вот еще другая история. Дело опять происходило в Тарапото, все в том же ресторане с панорамным обзором города. Я пила свежий апельсиновый сок со льдом — занятие на редкость захватывающее, особенно если его проделывать в изнурительно-знойный летний день. За соседний столик сел мужчина, заказал кофе, а потом, испросив разрешения, пересел за мой.

Этот американец перуанского происхождения интересен оказался не своей трудовой биографией - работал он многие годы директором какой-то горнодобывающей компании в какой-то арабской стране, а тем, что выйдя на пенсию, решил заниматься чем? Yes. Si. Да. Аяуаской. Именно. Потому что другие люди со мной в тот период и не знакомились. Он планировал экспортировать ее в Штаты, а сюда приехал налаживать контакты с местными производителями.

– А как же регистрация в FDA­? – не удержалась я от практического беспокойства. – Вы думаете, они аяуаску пропустят? А то там столько хороших начинаний загнулось на корню...

Но он меня успокоил, заверив, что для аяуаски регистрация в американской фуд энд драг администрейшн не требуется, так что все будет окей.

На следующий день перуано-американец решил познакомить меня с одним из своих местных контактов. И если Вы готовы к следующему повороту синхронистичности в моем совершенно правдивом рассказе, то продолжаю. Его местным контактом оказался именно тот француз, с которым я и так уже была знакома с самого первого вечера в Лиме, проведенного в холле гостиницы «Гран Боливар».

На этом, пожалуй, вполне можно и остановиться, потому что в общем и целом клиническая картина ясна.

  На это можно сказать, что все это, Ватсон, объясняется элементарно. Поскольку мой ум в это время был сконцентрирован на одной теме — на аяуаске, то он и отмечал в окружающим мире только то, что к ней относилось. 

И в этом есть некоторая сторона истины — правда, наличие одной стороны всегда предполагает наличие другой, да?

А другой стороной истины, Холмс, было вот что: чтобы из окружающего мира что-то выделить, оно там сначала должно появиться. И ключевым являтеся вопрос: появиться как? Или: откуда? Не мой же ум — пусть даже сконцентрированный — все это создал.

  Хотя... если это мой ум... какая заманчивая вероятность... столько тут скрытых возможностей просматривается...

...но это уже совсем другая история, не сегодняшнего дня.

    А сегодня меня подхватила бурная река, закружила в своем водовороте — так, чтобы исчезли привычные жизненные ориентиры — а потом вынесла на берег, чтобы уже там вписать в новое жизненное пространство.

  

Джунгли начинались в пяти минутах ходьбы от дома

++

7. ДЕНЬ В ЛИМЕ, ПЕРУ

На следующий день после утренней чашки крепкого и ароматного перуанского кофе, к которому в "Гран Боливаре" традиционно подают  сладкие крендельки замысловатой конфигурации - их выпекают тут же, прямо в гостинице - я отправилась прогуляться по центру Лимы при свете дня. 

Когда я вот так прогуливалась, то по ходу дела попался какой-то музей. Я забрела в него... а что остается делать, если уж по дороге попался: раз попался значит, придется посетить. 

Пока я рассматривала экспонаты сменной экспозиции, посвященной перуанскому писателю Варгасу Льосе, со мной разговорился посетитель музея. Работал он в расположенном неподалеку государственном департаменте по сбору налогов, и был у него как раз обеденный перерыв. Поэтому он от сбора налогов на время отвлекся и посвятил свободный час осмотру  близлежащего музея. Когда мы с осмотром закончили, он говорит:

- А давайте я Вас отведу в университетский садик - он тут совсем неподалеку. Садик красивый, и архитектура университета тоже интересная. Колониальная. Этот университет Сан Марко - он самый первый в Латинской Америке. В середине шестнадцатого века основан. Пойдемте. Вам точно будет интересно. 

         Сказано — сделано. Минут через десять мы уже подошли к садику, осмотрели его и пошли осматривать сам университет: он открыт для всех посетителей, нужно только  на входе оставить документ, подтверждающий личность. Прошли под сводами арок и вдоль колонн; они  по периметру обрамляют квадратный внутренний дворик, выложенный гладкими каменными плитами. В его центре находится непременный круглый  фонтан, тоже каменный — в наши дни предсказуемо неработающий. Вокруг него растут сочные зеленые растения — с распушившимися и яркими бантами тропических цветов. Красными, желтыми и оранжевыми.

         Но там еще находились и скульптуры. Прямо скажем, своим видом они могли запросто потрясти неподготовленное воображение невзначай забредшего посетителя: металлические, темные, поблескивающие, угловатые, явно замыслившие что-то недоброе.  

      Может быть, вырвались на свободу из чьего-то сна? В этом случае сон был беспокойным. Или на территорию университета как привет из прошлого прорвался авангард, составленный из легиона темных сил, которые притаились в нашем будущем?

Своим присутствием передовой отряд, по-хозяйски расположившийся в университетском садике, ясно говорил: не так прочен ваш ностальгический мир прошлого - мир гармонии и баланса - если в него можем прорваться мы. И уж не сомневайтесь: будет ваш мир таким же, как и наш. Безрадостным, гнетущим, серым и пустынным.  

      Словом, в выверенные и гармоничные пропорции арок, колонн и этажей эти скульптуры вносили бередящий ум и душу диссонанс. Казалось, стоило посетителю на мгновение зазеваться, как монстры выйдут из притворного оцепенения и  цапнут незадачливого посетителя исподтишка — кто чем сможет до него дотянуться: кто острыми когтями, кто острыми зубами. А кто не дотянется, тот просто завоет - накроет посетителя звуковой волной и полностью его дезориентирует во времени и пространстве. Тридцать градусов и частота в два с половиной килогерца.

          Так что мы не стали надолго задерживаться перед  картинами будущего, что заполнено этой серой смутой, а пошли по арочному проходу вперед — и неожиданно оказались перед радушно раскрытыми высокими дверями: старыми, но тщательно и любовно отремонтированными. Они так и говорили: мы вас поджидаем...  на вид - мы просто двери, а на самом деле - врата, ведущие в альтернативную реальность... не ошибитесь с выбором... вам сюда! 

       И действительно, нога так и тянулась переступить через невысокий деревянный порог, чтобы оставить пугающие тени механического мира позади. Отчего-то было ясно: стоит только войти внутрь, как сразу натянется купол волшебного пространства и попадешь в другое состояния ума, совершенно отличное от того, что останется за дверями, снаружи.

         Мы так и поступили - и с облегчением зашли в высокий и сумеречный зал. Он освещен несколькими лампами, висящими высоко под темным потолком, а  к стенам приделаны небольшие светильники: круглое и мягкое пятно их света аккуратно падает на размещенные под ними экспонаты. 

В зале как-то по-особенному тихо и тепло, и от этого на душе сразу становится по-домашнему спокойно и уютно.

        Огляделись... ну да... похоже, попали на сменную экспозицию. Судя по чистоте зала, по недавно натертому паркету и по неуловимой свежести самих экспонатов и фотографий – открылась она буквально на днях.

       Следующие несколько секунд мой мозг отфильтровывал поступающую из внешнего мира информацию как навязчивую галлюцинацию. Потому что, как вы думаете, чему была посвящена экспозиция? Да? Уже догадались? 

Каким-то странным и в то же время закономерным образом мы пришли на выставку, посвященную аяуаске.

Картинка с выставки...

        Полутемный зал казался совсем пустым; только мы вдвоем с моим спутником тихо переговаривались между собой, рассматривали висевшие на стенах фотографии и рисунки растений, используемых шаманами для проведения церемоний, читали сопроводительные тексты, останавливались возле необычных и завораживающих своей цветовой гаммой картин, созданных индейцами-художниками: что они увидели во время церемонии, то  на холст и перенесли. 

      Так прошло минут пять, как вдруг рядом с нами как бы из ниоткуда материализовался третий посетитель, о присутствии которого мы до этого момента и не догадывались. Но на самом деле он вышел из физического пространства, расположенного в центре зала. Оно огорожено с трех сторон стендами таким образом, что походило на закрученную в спираль ракушку - и кто там находился внутри, нам снаружи не видно. Закончив с осмотром всех расположенные внутри экспонатов, третий посетитель из этой ракушки выбрался и тут же присоединился к нам и к нашей беседе. 

      Вскоре мы уже знали, что он - коренной житель Лимы, и с сельвой его вроде бы ничего по жизни и не связывало, за исключением того, что в прошлом году он поехал туда специально на церемонию аяуаски. Чем, собственно, и объясняется его сегодняшний интерес к этой выставке. 

      Услышав, что я собираюсь на аяуаску в Икитос, он тут же поделился своими соображениями по этому поводу:

- Если принимать аяуаску, то  лучше не в самом Икитосе.  Лучше хотя бы немного от Икитоса отъехать. Там в деревнях еще можно найти нормального шамана.

- Нормального – это какого? – не преминула уточнить я.

- Нормального – это значит некоммерческого, - пояснил он недогадливым. - А то в самом Икитосе аяуаска уже превратилась в настоящий бизнес. Сплошная коммерция, да и только.

Quod erat demonstrandum – как говорила наша школьная учительница математики. Что и требовалось доказать. Угу... вот вам и обратная сторона хотспота.

- Я в прошлом году ездил в одну такую деревню. В сорока пяти минутах хода на моторной лодке от Икитоса, вниз по Амазонке, - продолжил присоединившийся к нам товарищ. -  Деревня совсем маленькая. В ней всего-то несколько семей и живет, но все равно свой шаман у них есть. Вот, например, к нему можно обратиться.

Правда, как поселение это называется, он сказать не смог. Забыл. Тогда он напрягся, слегка закатил глаза вверх и это, видно, ему здорово помогло, потому что в результате он вспомнил — у него даже вздох облегчения вырвался — что неподалеку от этой деревни есть гостиница: там можно будет узнать название деревни. 

Только вот незадача: название гостиницы он тоже сказать не мог. Запамятовал. В этот раз, как он ни старался, как ни двигал глазами по сторонам, как он их ни щурил, название гостиницы на поверхность память не всплывало никак. От этого он даже немного сник. Я уже собиралась поблагодарить его и с ним распрощаться, как его вдруг снова осенило.

- Да ведь у меня есть фотография этой гостиницы! - воскликнул он. – Я там сфотографировался на память. На фотографии как раз можно будет прочитать название гостиницы.

Все это выглядело как в настоящей русской сказке: пойди туда, не знаю куда, но зато именно там ты найдешь именно то, что ищешь. Само собой, при условии, что в отличие от народного героя,  искавшему "то, не знаю, что" -  предмет поисков нашему соискателю уже известен a priori. 

 И действительно, в тот же вечер он прислал мне эту фотографию. «Санчикуй лодж», прочла я на ней диковинное название. Чудесно. Значит, можно считать, что и до деревни с тем некоммерческим и аутентичным шаманов было уже рукой подать.

... и эта тоже

Да, вот так все оно и было. Тут нужно только в заключение одну вещь  отметить - для полноты картины и ее ясности. А то Вы невзначай можете подумать, что эти все три встречи произошли потому, что я страшно общительная. Но нет, совсем не так. 

        Коммуникативность в число моих достоинств — или недостатков — совсем не входит. А особенно когда путешествую, это стремление уклониться от общения обостряется сверх меры; бывает, целыми неделями не разговариваю вообще ни с кем, за исключением «добрый день» и «добрый вечер» в рисепшн гостиницы, или «как пройти туда?» или «доехать сюда?» на улице. И еще, конечно, за исключением скайпа - но его виртуальную реальность в расчет в данном случае мы принимать не будем. Так что приписывать эти знакомства каким-то моим сознательным усилиям или моему  характеру, распахнутому навстречу большому и широкому миру, оснований не было никаких. 

Значит, просто совпадения... такие себе синхронистичности... – решила я. - А что ж тут такого... Меня в Перу привела аяуаска, вот про нее информацию провидение и передает - самым простым и доступным способом. В смысле, ему — просто, а мне — доступно. Да еще как оно оперативно заработало: не откладывая дело в долгий ящик, в первые же двадцать четыре часа, проведенных в Перу, сообщило мне нужные адреса и явки.

      Это мне напомнило одну давнюю передачу. Ее участники должны были прибыть в окончательный пункт назначения, но куда именно - они заранее не знали: их маршрут был поделен на сегменты, и пункт назначения последующего сегмента можно было узнать, только прибыв в предыдущий пункт назначения.

Я, понятное дело, тут же догадалась: не иначе как провидение, наконец, выбралось из окопов и принялось действовать, выстраивая для меня настоящую эстафету. А то до этого, вооружившись биноклем и притворившись сторонним наблюдателем, оно там прочно засело и безучастно следило за мной со стороны. Так теперь мало того, что выбралось, теперь оно еще вдобавок решило блеснуть своей лучшей демократической стороной, предоставляя мне — типа — право выбора насчет дальнейших перемещений. Хочешь - отправляйся к инновационному французу, - говорило оно. - Не хочешь инноваций — тогда двигай к традиционному сельскому шаману. Выбор за тобой, не сомневайся.

Поэтому случившимся трем встречам я решила совсем не удивляться. Ну... просто вот человек оказывается там и тогда, где и когда его ждут другие люди с определенной информацией. Что же тут такого необычного... ну так вот сложилось... само собой... почему бы и нет? Хотя, как теперь принято говорить, сам по себе складывается только ножик. У всего остального есть механизм.

Правда, из-за некоторых технических сложностей, а главное, из-за богатства выбора, который захлестнул меня в Икитосе — от которого глаза так и разбежались по сторонам – инструкции, полученные  из центра управления полетами, были по большей части проигнорированы. Хотя, может быть, и напрасно. Как теперь знать...

                              следующий пост 13 сентября 2012

Пространство аяуаски глазами художника-адепта