К аяуаске
индийские племена здесь любовно
обращаются не иначе, как к
«Растению-Учительнице». Или еще называют
ее “medicina”, лекарством.
Некоторые западные исследователи от
них не отстают и уважительного называют
аяуаску энтеогеном. Под этим они имеют
в виду растение – я говорила, да? –
которое раскрывает в человеке божественное
начало.
Но мой второй опыт общения с аяуаской сложился непросто. Значимость произошедшего прояснилась только некоторое время спустя, и как только это произошло, меня невероятно удивило, как можно было не увидеть такую очевидную вещь с самого начала.
Но мой второй опыт общения с аяуаской сложился непросто. Значимость произошедшего прояснилась только некоторое время спустя, и как только это произошло, меня невероятно удивило, как можно было не увидеть такую очевидную вещь с самого начала.
Стемнело.
Вилсон принялся свистеть-шипеть – я
уже знала, что это был знак к началу
церемонии. Я выползла из-под москитной
сетки и заковыляла к противоположной
стене комнаты: там вплотную к деревянной
стене были придвинуты три распиленные
доски – длинные и толстые; одна была
положена на другую, так что получилась
импровизированная лавка. На ней по
центру уже сидел Вилсон. По бокам, справа
от него и слева, на таких же досках,
только покороче, расположились два
моих партнера по церемонии. Все вместе
они образовывали букву П, как и во время
моей первой церемонии. Поскольку больше
свободных сидячих мест не оставалось,
я села там, где смогла умоститься –
слева, в полуметре от Вилсона. В этом,
согласно последующему разбору полетов
- по Вилсону - и заключалась моя роковая
ошибка.
Раздачу
аяуаски он начал в традиционной
последовательности: справа налево... хотя
чем она, собственно, традиционная? Вот,
скажем, читаем и пишем мы в славянских
и романо-германских языках слева направо,
а арабы – справа налево... но хорошо, не
отвлекаемся... возвращаемся к раздаче
напитка.
Шипя и
посвистывая, Вилсон отмерил полторы
мензурки аяуаски, вылил ее в белую
эмалированную кружку и протянул напиток
плотному мужчине средних лет, сидящему
справа. Тот, перед тем как ее выпить,
торжественно встал со своих досок,
слегка наклонился над кружкой, замер,
потом принялся ей что-то доверительно
шептать, после чего далеко отвел правый
локоть от тела и с парадным видом боевого
офицера, приносящего присягу на верность
родине, опрокинул в рот содержимое
кружки – все, до последней капельки.
Затем
наступил мой черед. Сначала Вилсон налил
в кружку целую мензурку, а потом стал
задумчиво наполнять до половины еще и
вторую. При виде второй наполнявшейся
мензурки я опасливо отшатнулась и
спрашиваю:
Я уже
знала, что двое других участников
церемонии принимали ее давно и были
проверенными бойцами. Один из бойцов
был братом Вилсона, а второй — его
многолетним пациентом. Один принимал
аяуаску потому, что страдал от сильных
головных болей, второй – потому что
страдал от сильных болей мышечных.
Тут Вилсон
немного задумался над моими словами и,
видимо, признав их справедливость, стал
отливать обратно аяуаску из мензурки
в небольшую пластиковую бутылку. Но тут
и я тоже задумалась над моим собственным
предложением уменьшить дозу и быстро
вспомнила, что в последний раз, он же и
первый, тот шаман дал мне выпить совсем
немного аяуаски, ну и что из этого вышло?
Хотя церемония и подарила мне многообразную
гамму ощущений – я бы не побоялась
сказать, ощущений эйфорически-экстатических
– тем не менее, ничего внятного я для
себя из первого моего сеанса все же не
вынесла. Увидела дворцы – красивые,
сказочные – но я же не за дворцами сюда
приехала. Да и вообще, какое они отношение
имели к миру джунглей? Аяуаска-то родом
из джунглей, а не из Альгамбры. Кроме
того, ведь у меня были другие задачи и
повестка дня была другая... но ничего же
из намеченного и близко не произошло.
Окинув мысленным взором неоправдавшиеся
надежды, я быстро добавила:
- Ну,
все-таки Вы, наверное, лучше знаете,
сколько мне надо...
В этом,
согласно последующему разбору полетов
- как по мне - и проявилась моя большая
ошибка.
При этих
словах его рука замерла, и он тут же
перестал отливать аяуаску обратно в
бутылку. Отставил ее в сторону, поднял
мензурку вверх, сквозь нее посмотрел
на свет свечи, определяя количество
оставшегося напитка. Мензурка была
заполнена на одну четверть. Решив, что
будет нормально, он вылил эту порцию в
белую кружку, дохнул в нее дымом мапачо,
протянул ее мне и тихим голосом запел
икаро. Под его пение, не дрогнув, я крепко
взяла кружку в обе руки, поднесла близко
к лицу и, следуя примеру моего боевого
товарища, тоже, как положено, тихонько
поговорила с аяуаской. В ходе беседы -
правда, односторонней — я кратко, но по
возможности доходчиво изложила ей
программу сегодняшнего мероприятия.
Все, что не случилось в первый раз, –
просила я ее, – пусть произойдет сейчас.
Я
догадывалась, что в ананду так просто
не попадешь, и что тут есть тоже, вероятно,
свои этапы большого пути. Поэтому главная
сверхзадача и непритязательные
практические устремления непротиворечивым
образом сложились в некую эклектическую
программу сегодняшнего мероприятия.
А
хотела я, во-первых, повидаться с папой
и мамой - они умерли больше десяти лет
назад.
Во-вторых, встретиться с бабушкой
- она была то ли колдуньей, то ли ведуньей
и прожила всю жизнь в кубанской станице.
С ее помощью, как предполагалось, можно
было точнее сформулировать мои главнейшие
жизненные задачи, соотнести их с
достижением ананды, и, самое главное,
наметить практические пути их
осуществления.
В-третьих,
хотелось хоть ненадолго, пусть даже
только на время церемонии, слиться с
одним из моих архетипов и познать его
через себя, изнутри. Каждый(-ая) из моих
ориша – а их было три – воплощали разные
энергии. Одна была энергией знаний,
другая была энергия любви, а третий нес
в себе энергию воина. Из всех ориша я
больше всего хотела встретиться со
второй, с золотой Ошум. Понятно, что она
принадлежала миру Кандомбле, а встреча
планировалась в рамках индейской
церемонии аяуаски, но должна сказать,
что такой синкретизм религий меня совсем
не смущал. Аяуаска же раскрывает
божественное начало в человеке, да? И
это начало ведь может иметь разную
внешнюю форму, в зависимости от уровня
личного сознания, так ведь? Ну вот... а
сама аяуаска в данном случае будет
действовать как камертон, который даст
возможность архетипу – в данном случае,
Ошум – проявиться на тонкоматериальном
уровне. Или наоборот, тонкому телу
настроиться на высокие вибрации сознания.
Так что все укладывалось в единую и
целостную картину совершенно непротивленческим образом. Так мне казалось, во
всяком случае.
Пункты
первый и второй проходили как
программа-минимум, и на этот раз я решила
ей ограничиться – она и проще, и доступнее.
А более углубленную программу-максимум
– то есть, пункт три, подключение к моему
архетипу – я решила отложить на более
продвинутое будущее. Всему свое время,
правильно? Правда, тогда я не задумывалась
о том, что у восприятия дверей очень
много, и что для каждой двери требуется
свой особый ключ. Может ли аяуаска
послужить ключом, который откроет дверь
в мир архетипов? Вопрос...
При этом
я с удовлетворением вспомнила, что
вообще-то я не одна такая, кто обращается
за советом и помощью в мир сопредельный.
Это соображение странным образом
успокаивало: из него следовало, что мой
подход особой экстравагантной новизной
не блещет, и что я просто следую проторенным
путем. Взять хотя бы пункт один и два.
Все строго в рамках традиции. Если,
например, бросить беглый взгляд на
азиатский континент, то всем известно,
что культ предков там существовал и
существует по сей день повсеместно. И
динамично развивающимся азиатским
странам-тиграм это совсем не помешало
сделать мощный экономический рывок;
скорее всего, такое подспорье им даже
помогло.
Совершив
краткий экскурс на Восток, моя мысль
незамедлительно вернулась в родное
Перу, и я подумала о юной американке-студентке,
которая в гостинице в Пукальпе вручила
мне имейл «своей» целительницы-француженки:
она рекомендовала ее от всей души —
проживала целительница, кстати, тоже в
хотспоте аяуаски, в Икитосе. А подумала
я про нее потому, что американская
девушка шла на встречу с аяуаской именно
с целью уточнить свои жизненные задачи.
- Ну
и как? – я не преминула спросить о
результатах. Интересно все-таки.
Блестя
восторженно глазами, свой опыт она
описала телеграфной строкой как «чудесный
тчк фантастический воскл знак», а то,
как она сказала про итоги – просто
бесценный шедевр лапидарности, поэтому
я лучше приведу его в оригинале. Она
сказала: «I
saw my
vision, my
life mission
and I
was downloaded
with
information.”
(Я увидела свою цель, свою миссию, и
в меня загрузили информацию).
Не говоря
про ободряющий итог церемонии, уже сам
стиль изложения производил сильное
впечатление. Вот что значит молодежь,
получающая высшее образование со
специализацией по менеджменту, – думала
я. - Не зря все-таки учится. Потому и умеет
даже духовные инсайты сразу перевести
в практические термины, перелив их в
изначально заданный, хорошо узнаваемый
и востребованный в мире консьюмеризма
формат. Прямо как читает с корпоративного
веб-сайта.
Но пора
было действовать и мне. Обхватив обеими
ладонями гладкую белую кружку, я ощутила
ее прохладу и заглянула в нее еще раз,
но в ней было совсем темно – в ней не
было даже отблеска высоко стоящей надо
мной свечи. Вздохнув, как и мой коллега
по церемонии, я выпила все до дна. И стала
ждать.
Аяуаска
Вилсона на вкус оказалась совсем не
такой, как в Сан Франциско. Хотя это как
раз и неудивительно: каждый шаман и
курандеро готовит ее по своему собственному
рецепту, и свой рецепт на кулинарный
конкурс он не посылает. В этот раз напиток
был густой и насыщенный, а вкус у него
был пряный и экзотически-пенный.
Потом
аяуаску выпил и мой сосед слева. Пока я
устраивалась поудобнее на скамье в
предвкушении надмирной красоты и
вселенского блаженства, которые на меня
сейчас должны будут снизойти, я еще раз
перебирала в памяти основные вопросы,
которые во время церемонии хотелось
обсудить с родителями и с бабушкой. И
все беспокоилась: как бы что важное не
упустить.
Между
тем Вилсон задул свечку, и каждый из нас
остался наедине с самим собой и с ночью.
Ну и с аяуаской, конечно.