37. ГЛАВА заключительная и совсем коротенькая

link to VOLUME 2
http://selva-ayahuasca-raduga.blogspot.com/2013/04/6.html

Основную часть этой книги я написала за три дня – и даже не на компьютере. Его, как Вы помните, я оставила на хранение в гостинице, прежде чем пустилась в опрометчивое плавание, рассчитывая попасть в свою сюрреалистическую Пангвану – ту, которая совмещала сон и явь, желаемое и вероятное. Сюрреалистическую – потому что той Пангваны, куда я стремилась попасть, на самом деле не существовало. Вместо нее существовали Пангваны конкретные, реальные и номерные.

Нет, написала я ее самым традиционным способом: ручкой в дорожном блокноте, лежа под вяло вращающимся и пронзительно скрипящим вентилятором в гостиничной комнатухе в Тамшияку. По горячим следам второй сессии аяуаски. Как только смогла расклеить оба глаза, так сразу же взялась за перо.

В январе, заканчивая работу над этой книгой, я жила в Пуно – городке, что расположен на перуанском берегу озера Титикака, на высоте около четырех тысяч метров над уровнем моря. Днем здесь было тепло; в зеленой хэбэшной футболке с сувенирным запахом аяуаски, легких льняных черных брюках и черных шлепках, которые расшили разноцветным и блестящим бисером в далеком Таиланде, я любила сидеть в послеобеденное время на центральной площади городка, смотреть на коренастый католический собор, сложенный из резных каменных плит, и, лениво закрыв глаза, греться вместе с голубями на мягком и ласковом солнышке. Но наступала ночь, тогда для тепла приходилось натягивать на себя выданные мне четыре одеяла, изготовленные из шерсти ламы. Пригревшись под тяжелой горой наложенных на себя одеял, я перечитывала те части книги, где шла речь о жаре джунглей, и у тогда в меня закрадывались невольные сомнения: а не сгустила ли я тут краски? И только в феврале, переместившись в самый разгар бразильского лета, в штат Баию, что на северо-востоке страны, я воочию убедилась, что как раз по части жары в книге все стоит на своих местах. Поэтому если и у Вас возникают естественные для думающего ума сомнения в достоверности деталей, то могу посоветовать Вам перечитать книгу, когда Вы поедете отдыхать летом, скажем, в Таиланд. А для воссоздания атмосферы, приближенной к романной, лучше всего будет на все десять дней кондиционер в номере отключить. А как отключили, так можно приступать к отслеживанию эффекта достоверности.

В общем, написала ядро книги за три дня, но не давало мне покоя вот что. Все время я считала, что мой первый аяуасковый опыт, с точки зрения доступа к типическим видениям, не вполне удался. Нет, after effect от первой сессии по части включения в социум был скорым и очевидным. Это несомненно. Не говоря о том эстетическом восторге, который я испытала в ходе видений. Что меня смущало – так это сам предмет видений.

Вопрос реальности видений я предлагаю оставить в стороне. Когда испытаешь такое на себе, говорить о них как о чистой воды галлюцинациях становится сложно, потому как эмпирический  опыт – вещь упрямая. А если на себе не испытаешь – тогда нет самого предмета для обсуждений. Потому лучше перейти непосредственно к самим видениям. Хочу только отметить, что на самом деле вопрос: галлюцинация или видение?- сводится к мировоззрению реципиента. Да, верно, это будет чистой воды галлюцинация, если мы ограничиваем понимание нашего существования рамками мира грубо-материального. А если мы верим, что наше существование простирается и за его пределами – то, очевидно, через распахнувшиеся  перед нами двери восприятия приплывают к нам видения, отражающие внематериальные реалии мира, где горизонт совсем другой. К нему течет река жизни; это так, но какой он: достижимый или вечно удаляющийся? Тут на вопрос только вопросом можно ответить: а какое сознание стоит за  ними?

Попадая в мир аяуаски, ее адепты просматривают видения, которые, даже при наличии некоторых отклонений-девиаций, поражают устойчивостью своей тематики и мало зависят от культурной, социальной и половой принадлежности просматривающего. Все, с кем я разговаривала, и многие из тех, о ком читала, или художники, чьими картинами восхищалась, видели змей, ягуаров. Ну птиц, в крайнем случае. Я же почему-то видела дворцы. Ну при чем тут дворцы? При чем тут стиль мудехар и дух Высокого Возрождения? А дворцы Раджпутов? Какое они имели отношение к сельве в целом? А к аяуаске в частности? Вот именно... и на мой взгляд, тоже никакого.

Но однажды ближе к вечеру я зашла в интернет уточнить одну деталь в моем рассказе и натолкнулась на одну статью про аяуаску. Случайно, конечно. Я быстро пробежала глазами первый абзац... второй... просто так, на всякий случай. И тогда... тогда...

Есть такая метафора: вернуться домой. О чем она – понятно. Когда я дошла до конца второго абзаца моя правая рука неконтролируемо сжалась в кулак, дернулась вниз, а я завопила на всю комнату: yes!!!, чем вспугнула на соседней крыше стайку голубей, устроившихся там в уютной дреме. Меня охватила радость, как и любого человека, который после долгого отсутствия вернулся домой, открыл ключом знакомую входную дверь и оказался в родной гостиной, где он когда-то раньше провел немало лет, и где каждая вещица знакома и любима.

Потому что я теперь тоже вернулась домой, и в нем обнаружила нежданный дар. От аяуаски. Прощальный подарок, скорее всего. Мой перуанский период подходил к концу, и через неделю мой путь лежал дальше: в дружественную Бразилию через недружелюбную Боливию.

Статья, написанная неким израильским PhD, специализирующимся по когнитивной психологии, была посвящена исследованию видений, вызываемых действием аяуаски. И там говорилось, что, действительно, самыми типичными видениями являются змеи и всякие животные из семейства кошачьих: ягуары, тигры и пумы – но не львы. Но после змей и кошачьих – там ясно было написано, черным по белому: дворцы! Я вернулась к началу абзаца и перечитала его еще раз, на всякий случай, чтобы он не исчез. Так вот они, мои дворцы!

И я все увидела в новом свете. Во-первых, кто сказал, что это прощальный дар? Не прощальный сувенир на комод, а ценный дорожный указатель... можно даже сказать: стрелка на карте. Говорил он о том, что я вовсе нигде не заблудилась, а стою на самом что ни есть проторенном пути. Во-вторых, это значило, что аяуаска все время была рядом со мной. Это она привела меня в свой мир, это она по своей милости подарила мне красивые видения. Почему именно дворцы – это я пока не знаю, но зато знаю, что все они: и дворцы, и змеи, и реки, и сияющая точка на горизонте – все они происходят из мира, где правят законы, отличные от нашего, где все подчиняется воле могущественной и благосклонной девочки-аяуаски. А насчет моих программ... не то чтобы она мои личные пожелания не брала в расчет. Просто требуется время на их воплощение. Сначала посылаешь письмо, потом ждешь, когда придет ответ... все происходит вместе с потоком времени.

А параллельно с этим я себя почувствовала как абитуриент, прошедший по конкурсу в престижный университет, хотя сам он считал, что провалился. А все потому что его фамилию поместили не в основной список, а в дополнительный, и список этот вывесили не на центральной стене, а на боковой. Вот он и решил, что все пропало.

... но тогда получается, что и дон Хуан сказал мне правду. А то я сначала не очень-то ему поверила. Это когда он сказал, что во мне живут растения и травы и что аяуаска подружилась со мной. Я же, наоборот, тогда подумала, до чего он все-таки вежливый и любезный.

А как же насчет видений во время второй церемонии? – скажете Вы.

Тут, конечно, я сплоховала – в смысле, прошло почти пять лет со дня моего тайского сна и больше года со дня второй церемонии, пока я разобралась с ними. А как разобралась – все показалось совершенно очевидным.

Увиденные мной во время церемонии индейцы и являются теми самыми духами растений, о которых говорил Вилсон, рассказывая о банко. И знаете, в тот момент, когда я это поняла, во мне тут же тысячеваттной радугой вспыхнула радость. Это как если бы долго решать математическую проблему, сложную и затяжную; решал-решал, в итоге получил некий ответ, но не знаешь: правильно ли? Но как хорошо, что в конце учебника автор поместил все ответы. Посмотрел туда – ура! все сходится! Помните такое чувство? В моем случае, понятно, учебника нет, но все равно кто-то решил эту задачу уже давно, но получить решение можно только в форме инсайта: только так осознание телепортируется в наш мир форм и имен. Возникшее во мне чувство радости, да еще такого свекающегося накала – это, пожалуй, единственное, что может быть подтвердить истинность найденного ответа. Сертификатов с красными печатями о подлинности инсайтов на пути духовного поиска пока не выдает никто.

Да... с ответом, похоже, разобрались. Теперь, когда связь между событиями установлена и решение найдено, он кажется самоочевидным и простым. Остается  только узнать, когда духи растений готовы взяться за мое обучение... заодно и спросить, почему они явились ко мне не в сельве, а на просторах летящей и скользящей водной глади. Что мне принесет в будущем перенастройка на изначальный узор – про это я спрашивать не собираюсь, потому что это как раз надеюсь увидеть сама.

А кроме того, все это значит, что день только начинается, и столько разных событий и историй еще впереди. Сейчас, прохладным рассветным утром я стою на пороге своего дома. Круглое солнце, поднимающееся из-за легкой дымки облаков, дробится в каплях росы на миллион вспыхивающих огней, пахнет ночной землей, а в моем саду, растущим вокруг дома, на деревьях на каждой ветке расселись разноцветные птицы. Так бывает, когда, развешивая новогодние украшения, кто-то расстарается без меры. В их неумолчном хоре можно просто заблудиться. Вот она, симфония жизни. В ней и звонкое пение птиц, и капли росы, бриллиантами осевшие на траве, и дорога, ведущая к заветной реке... синкопы, диссонансы, легато и, конечно, каденции – импровизированные, виртуозные... Все эти травы и цветы, свежесть деревьев и разноцветье птиц – все это я заберу с собой. А дом - его я снова закрою на ключ, и ключ повешу на загнутый гвоздик, вбитый в деревянную стену прямо над дверью – чтобы всегда можно было в него вернуться. Вот и все мои приготовления. Я  снова готова в путь...

И правда, эта только начало истории о том, как обычные люди в обычной жизни встречаются с другими мирами.

Теперь я точно знаю, что сделаю в следующий раз, чтобы найти моего шамана и, зачарованной,  надолго остаться в мире джунглей, в зеленых владениях учительницы и владычицы аяуаски. И тогда, если она будет ко мне по-прежнему благосклонна, то укажет мне путь к горизонту, где скрываются истоки серебристой реки. И я, наконец, узнаю, как попасть туда, где тело и ум становятся едиными с анандой.

Кстати, я уже все разведала, и у меня даже и маршрут намечен.

От Юримагвас, небольшого городка в сельве, стоящего на берегах рек Паранапура и Шануси, пару раз в неделю отходит лодка класса  «Титаник» - типа «дровяной сарай». Идет она по реке четыре дня, пока не причалит у одного индейского поселения, название которого я пока Вам говорить не буду. В этом поселении я останусь на месяц. А еще лучше – сразу на несколько. И электричества там нет, и комаров там много. Все как положено для приобретения настоящего и аутентичного опыта. Но это не страшно. Москитную сетку я непременно купилю. А гамак – так он уже всегда при мне.

Но самое интересное для меня во всей этой истории: как мы приходим к тем событиям, которые с нами происходят? Из каких глубоких пластов самскар они к нам выплывают? Полагаю, что и это тоже покажет время, когда смоет налипшую в веках глину с крутых боков золотого сосуда.

Значит, Вы со мной? Тогда быстрей запрыгивайте в лодку!

                                  КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

36. STRAWBERRY FIELDS FOREVER

Олдос Хаксли - английский писатель, блестящий стилист и мистический мыслитель прошлого века - прогуливаясь как-то по просторным мескалиновым полям, задался вопросом: какая пейзажная живопись оказывает на нас самое сильное эмоциональное воздействие? И сам же ответил, исходя из многочисленных впечатлений, как личных, так и чужих: пейзажи, в которых объекты или максимально отдалены, или максимально приближены. На ранней стадии развития искусства иной мир, - говорит он, - когда его рассматривают с ближней перспективы, передается узорами. И дальше объясняет, что это неслучайно: такие узоры напоминают нам о живой геометрии мира запредельного.

Я тоже хочу вернуться к узорам. И к тому, что за ними стоит.

Если Вы не забыли, я говорила раньше, еще в одной из начальных глав книги, что, когда шаман-шипибо поет икаро – песня латает прорехи в энергетическом паттерне, на которое надето физическое тело человека. Что когда шаман поет – его икаро по гармоничному узору звуков восстанавливает нарушенный баланс в энергетической структуре физического тела.

Но это еще не все. Тогда я умолчала (правда, только временно) еще об одном уникальном свойстве икаро. Свойство, как его описывают антропологи, следующего характера. С песней шамана узор звуков перетекает в тело пациента не только на время церемонии - этот узор будет храниться в его информационном поле до конца жизни. Но и это не предел. Потому что, как говорят, даже когда физическое тело истлеет – узор все равно останется.

Что из этого следует со всей очевидностью? Следуют два вопроса: так шаман только латает прорехи или же он устанавливает новую для пациента программу? Потому что если речь идет об установке новой программы, то каков мой шаман - такую программу жизни, настоящей и будущей, он в меня и установит. По своему усмотрению и в меру раскрытости своего сознания. В связи с чем к выбору надо отнестись ответственно. (Ответственно? Да? ... а это как? Механизм для этого какой есть? А то без него – сплошная популистская предвыборная демагогия выходит...)

Так вот – еще я хочу вернуться к юбке-трансформеру и к тунике курандеро-шипибо. Помните о геометрическом узоре, который вышит на них? Одеваются в такую одежду не просто так. Шипибо считают, что геометрический  узор, вышитый или нарисованный на них, выходит за пределы материальной плоскости, на которой он изображен. Он пронизывает все близлежайшее пространство, преображая его в пространство, которое, за неимением лучших слов применительно к индейско-аяуасковому контексту, можно назвать магическим. Может быть, эти узоры и являются картой к синхронистичной картине мира? И карт таких, наверняка, в нашем мире разбросано немало...

Еще я вспоминаю сейчас об узоре икаро и узоре туники потому, что в мире Шипибо они – не более чем разные аспекты одного и того же явления. Говорят, что при прямом содействии аяуаски некоторым шаманам является этот геометрический узор и что они видят его своим внутренним взором. Именно этот светящийся узор они превращают в звуки – а из них рождается путеводная песня-икаро.

Этот узор интерпретируют – причем одновременно – по крайней мере, два наших органа восприятия. У этого явления есть даже научное название – синестезия. Вот и получается, что узор  можно услышать и спеть, а можно увидеть и  нарисовать -​​ на сосуде, например, или вышить на тунике. Или, что еще интереснее: услышать и нарисовать. Правда, действие его, похоже, строго однонаправленное: оттуда – к нам, сюда, и никак не наоборот. Но происходят узоры, видимые и слышимые, так же как и сами явления, которые эти узоры описывают, из одного источника. И в этом источнике раздела между видимым и слышимым нет. Как нет там раздела между временем и пространством. Между частицей и волной. Из этого источника выходят и все сны, видения и синхронистичности, вплетающиеся в реальность наших будней.

35. ШПАЛЫ, РЕЛЬСЫ И ГОРИЗОНТ

Путешествие длиной в один год по Индии и юго-восточной Азии заканчивалось; как дамоклов меч надо мной висело возвращение в Канаду. Пограничные состояния – переход от одного образа жизни к принципиально другому - часто сопровождаются повышенной тревожностью. По приезде в Торонто многое нужно было сделать быстро и правильно, и при этом мало что находилось в моей власти. Найти работу, найти жилье... и еще много всего другого. Пару недель каждый вечер перед сном я просила, чтобы мне послали сон, который бы указал, что мне делать дальше: может быть, и вообще в Канаду не стоило возвращаться – нетрудно попросить же, чтобы сон послали... Однако все было безрезультатно. Но... но в последнюю ночь, как раз накануне моего утреннего рейса в Торонто – хотите верьте-хотите нет – я действительно увидела сон. Необычный: яркий, в красках, с мельчайшими деталями – а кроме этого, он весь светился радостью. Таким я помню  его и сегодня, пять лет спустя.

Передо мной уходят вдаль отполированные до блеска рельсы – их стальной и гладкий блеск говорит о том, что железнодорожная колея на редкость востребованная, хотя в данный момент никаких поездов не видно, даже косвенных признаков их наличия – и тех нет. Никаких там мазутных пятен или выброшенных в окон пластиковых пакетов – рельсы и шпалы стерильно чистые и новые. Они легкого серого цвета, отчего все вокруг них и над ними тоже кажется легким, чистым и очень дружелюбным – а кроме этого, свободным. Вообще, вокруг много воздуха и света; никаких перистых или кучеватых облаков на небе, только вот само небо - неожиданно беловатого цвета,  оно как бы укутано мягкой тканью. Но если сказать про ткань, то может возникнуть ощущение чего-то неживого, а небо, за исключением его цвета, совсем обычное. Хотя, если обратить внимание, в нем можно заметить и другую странность – в этом небе почему-то нет  солнца, хотя время приближается к полудню. Но и облаков, за которым оно могло бы спрятаться, ведь их тоже нет... это, конечно, странно.

Я нахожусь внутри сна и сначала смотрю на горизонт, а потом что-то происходит, и я уже лечу над рельсами - невысоко и небыстро – туда, где сверкающие рельсы и беловатое небо сходятся. Материального тела, наверное, нет, по крайней мере, я его не вижу и не ощущаю, зато откуда-то точно знаю, что такой полет – это состояние, присущее мне изначально. Горизонт, кажется, находится совсем недалеко, а вместе с тем он оказывается недосягаем: словно кто-то в невидимом пространстве, расположившимся за чертой горизонта, безустанно разматывает и разматывает передо мной бесконечный рулон этой необычной ковровой дорожки, которая сложена из блестящих рельс. Так мы синхронно движемся вперед, в будущее: отсвечивающие в свете дня рельсы, а вслед за ними и я.

Скорость полета можно отследить, если посмотреть вправо: там, далеко внизу, простираются бесконечные джунгли – у них нет начала, у них нет конца. Глядя вниз, я вижу плотную зелень деревьев – это прямо-таки многотомный рекламный каталог с нескончаемыми вариантами зеленого цвета и их оттенков, все они к тому же разной плотности, гладкости и глубины. Разной высоты и деревья подо мной – из-за этого джунгли сверху кажутся толстым и пушистым ковром.  

Чтобы увидеть джунгли именно в этом ракурсе, надо было оказаться над ними в воздухе, но сам  рельсовый путь в воздухе не висел, а проходил по узкой полоске земли-насыпи, которая естественным (по крайней мере, казалось, что естественным) образом обрывалась по обеим сторонам рельс в ничто: там были только прозрачный воздух и пространство. Ни рельсы впереди меня, ни джунгли справа не кончались, и казалось, что полет будет длиться всегда. Вечно.

Проснувшись на следующий день утром, я подумала, что, похоже, меня услышали. Задумываться над вопросом «кто?» было бесполезно. Более перспективным был вопрос: как этот сон можно использовать в качестве практического руководства к действию? Если в просмотренном сне фигурировали джунгли, то что логично предположить? Что как раз надо в джунгли и двигать. Ну ничего себе... не помню даже, чтобы я джунгли вот так на картинке видела – так это все от меня было далеко и вообще никаким боком не заходило в сферу моих интересов. Может быть, я в Канаду особо и не хочу возвращаться, но что я джунглях-то забыла? Я была совершенно озадачена этим сном.

Можно было применить и расширенное толкование – правда, оно подспудно сложилось позже, только к сегодняшнему дню. Пять лет назад я вообще в нулевой фазе находилась: про аяуаску не слышала нигде и никогда.

В расширенном толковании было два варианта. Оба начинались с того, что двигать в джунгли все-таки придется, но в первом варианте «двигать» говорилось в том смысле, что от меня требуются целенаправленные действия – именно они и приведут меня в сельву. Второй вариант был с уклоном в laisse faire – в смысле, что делать вообще ничего не надо. Потому как сон с таким же успехом мог вещать, что все уже подсчитано, размерено, взвешено, и как бы я там ни трепыхалась, все равно попаду к аяуаске в гости. Типа как принудительное ориентирование на местности для тех, кто полагает, что безграничная свобода выбора и впрямь существует. Если существует, то ведь для нее нужна независимая система координат – а где она? Кто ее видел?

Раньше в книге примерно в этом же месте была глава про осу – ту, что меня укусила в джунглях во время нашего пешего перехода к лесному домика Вилсона – и в связи с этой осой – про синхронистичности, но мы ее при редактировании убрали, чтобы не задерживать ход повествования. Для интересующихся могу сделать ее кратенькое изложение.

Итак... Ни у кого не вызывает сомнений, что в нашем мире прочно прописалась причинно-следственная связь, так ведь? Но откуда она берется? Где ее источник? Из какой первопричины она вырастает? Вот ведь вопрос... получается, что ПСС (это я так для быстроты причинно-следственные связи называю) – это только часть картины, потому что, кроме нее, должна действовать еще какая-то другая могущественная сила. (Вы скажете, что, да, и, знаете ли, даже не она одна действует... Согласна. Но обратите внимание на то, что я предлагаю к рассмотрению модель, а модель по определению – позволю себе напомнить – предполагает упрощение сложной реальности с тем, чтобы было проще отследить основные черты этой реальности. Итак, продолжу... ).

С ПСС эта сила, вроде бы, и не связана и живет своей как бы параллельной жизнью. А почему мы говорим об этой силе? Потому что замечаем ее. Не можем не замечать. Задумываемся даже – как вообще совпадения-синхронистичности возможны? Какая их статистическая вероятность? Даже и без расчетов видно: она близка к нулю. Но придумать вразумительное объяснение вне рамок метафизического контекста сложно. И потом, когда слишком много случайных совпадений, случайности сами становятся законом. Но каким?

Если мысль не поленится и совершит еще один рывок, то появится предположение о наличии некоего Генерального Плана. По-английски он называется очень конкретно и четко: Master Plan, если перевести буквально, то выходит: план мастера, план хозяина. Вот... вот... план – это что? Это ведь прежде всего организованная и структурированная информация. Кто же ее организовал? Кто план составил? И какая роль в нем отводится каждому индивидууму? Вам и мне, например?

А те, кто не задумывается - они пусть новую Люси и связующее звено в эволюционном процессе продолжают искать. Это я про то звено, которое научно докажет всем желающим, что человек прямоходящий эволюционировал от обезьяны, которая до этого передвигалась на четырех конечностях. На этих четырех обезьяне удобно передвигаться, а на двух – нет. Но она почему-то взяла и стала ходить так, чтобы ей было именно мучительно неудобно...

Но возвращаясь ко сну: наверняка были и другие возможные его толкование – кто бы спорил – только эти два мне были ближе всего. Хочу заметить, что за прошедшие пять лет я об этом сне вроде бы и забыла, потому что было не вполне понятно, какие из него сделать выводы в практическом плане.

Но вот... месяц тому назад я стала читать одну книгу. «Ананасная вода для прекрасной дамы» называется – если Вам интересно, что это за книга. В ней говорилось – в метафорическом плане, конечно – про поезд, про машиниста, про рельсы и шпалы. И тут ба-бах! Вздрогнув, я вспомнила про сон пятилетней давности. И снова: ба-бах! Дальше я вспомнила про видение во время второй церемонии аяуаски. Потом полыхнуло ярким светом короткое замыкание - сон и видение спаялись в двуединую картину. Такая себе картина-диптих получилась. Если обе ее части сложить вместе, лицевой стороной наружу, то через получившуюся рамку можно посмотреть на свет и увидеть общие черты.

Что их скрепляет? Движение. Полет – не просто полет – а физическое, совершенно явственное ощущение полета вслед за отступающим горизонтом и разворачивающимся  пространством. А еще - невероятная легкость бытия, возникающая из легкости полета... Кроме этого, при желании в этом диптихе можно даже ведическую формулу усмотреть: сат-чит-ананда... в ней - бесконечное устремление человека к вечности-знанию-блаженству. Вот она, ананда, из-за которой и состоялась моя встреча с аяуаской.

Про свой сон я все эти годы не забывала, но в то же время и не помнила про него активно; он вроде бы постоянно и присутствовал, но был скрыт какой-то непрозрачной завесой. Как такое может быть?  Однако хотя я его вроде бы особенно и не помнила, но в путешествиях по  Латинской Америке, или когда смотрела фильмы про джунгли, меня что-то встряхивало изнутри, и тогда – а на всякий случай – я принималась тщательно вглядываться в пейзажи – не мелькнет ли где картина из моего сна? Туда, значит, и ехать надо...

Часто бывает, что post hoc, когда связь между событиями установлена, она кажется очевидной. Как сейчас, например. Похоже, что на самом деле я не туда смотрела. Надо было искать не пейзаж за окном автобуса или в кадрах кинофильмов - нет, если это путешествие внутреннее - о чем я и говорила в начале книги - то и сон, скорее всего, будет относиться не столько ко внешним ориентирам, сколько к тонкому измерению реальности.

Конечно, любое из истолкований держится на ощущении – какое вообще может быть объективное доказательство истинности ощущения и сна? Разве только в свете синхронистичностей... но все равно возникнет вопрос: ощущение-инсайт приходит извне или же его природа исключительно биохимическая? Если задуматься над вторым вопросом дальше, то непременно захочется спросить: а эту биохимическую реакцию генерирует что? У Вас на это есть готовый ответ?